Камчатский бунт

Рассказ о бродах, сопках, медведях и вселенской любви

Про Камчатку мне рассказали в моём первом походе: мне было лет пятнадцать, и картинка далёкого таинственного края с гейзерами, вулканами и медведями осела в голове где-то в разделе несбыточного, по соседству с желанием попасть в Средиземье и получить письмо из Хогвартса. Осела так крепко, что теперь даже сидя на борту рейса Москва — Петропавловск-Камчатский я не вполне верила, что это со мной происходит.

После бессонной ночи и долгого перелета всё действительно казалось абсурдным сном: странный город, похожий на гаражный кооператив, разбитый между сопок, снежные шапки гор, обитые ржавым железом хрущёвки. Дети в песочнице лепят куличики из чёрной вулканической взвеси. Уличный торговец предлагает купить кабачки за 300 рублей кило. Водитель автобуса что-то бурчит себе под нос про понаехавших тунеядцев, глядя на наши со Светой большие рюкзаки в проходе. А из-за облаков и гаражей выплывает Корякский вулкан, и город у его подножия тут же становится игрушкой, которую шаловливый ребёнок забыл посреди комнаты, когда она ему надоела.

Нас ждали 12 дней похода по странному краю, где, как учило с детства радио, всегда полночь. Даже название нашего маршрута звучало так таинственно, что хотелось произносить его в темноте и шёпотом, — "Тихоокеанское кольцо". С турклубом "Пик" мы должны были пройти 120 км через горы и броды, выйти к океану и подняться на Авачинский вулкан. И засыпали мы с радостным предчувствием дороги и приключений.

Петропавловск с его лучшего ракурса.

Хрущёвки и горы.

День 1. Аллины дыры, или как стать локальным мемом за полчаса

Утром мы встретились возле аэропорта — группа оказалась большой, 23 человека вместе с двумя инструкторами. А международный аэропорт, кстати, больше напоминал сарай, чем единственное место, откуда жители региона отправляются в большой мир. Железных дорог на Камчатке нет, автомобилем на материк не добраться, от морского пассажирского сообщения осталось только название, и ... Необъяснимо, но факт — даже в Таджикистане аэропорт лучше.

В камчатском Елизово зал прибытия представляет собой крытую голубым пластиком теплицу с единственным транспортёром для багажа, а терминал отлёта находится в здании размером с провинциальный автовокзал. Очереди на регистрацию плавно вытекают через единственный вход наружу, а по пути в камеру хранения можно сломать пару ног — своих или чужих.

(Всё, дальше никакого бурчания)
Мы загрузились в симпатичный оранжевый Урал и пять часов колыхались на волнах грунтовых дорог. По пути насобирали в пыли обочины дров для костра и устроили фотосессию с Вилючинским вулканом.

Мотивирующий плакат.

Вилючинский вулкан.

Под вечер приехали к Мутновской ГеоТЭС. Это было странное место: на склонах гор стояли проржавевшие призмообразные сарайчики, от них по земле тянулись трубы, кое-где с шумом вырывался пар. Я, конечно, знала, что на альтернативных источниках энергии существуют целые страны, но ... что этот пар, выходящий из-под земли, может обеспечить электричеством весь Петропавловск, верилось с трудом.

Наша стоянка располагалась где-то за станцией, и мы шли в обход по кустам. Урал разгрузили, каждому помимо модулей с едой вручили охапку дров или ещё что-то полезное. Я шла с упаковкой галет, и ощущение было не из привычных — рюкзак и картонная коробка, из-за которой не видно ног. Это как идти по горной тропе... ну, я не знаю, с торшером, например.

ГеоТЭС

Несём галеты.

Пока ставили палатки, стемнело. У первого костра мы попрощались с надеждой быстро запомнить друг друга — по итогам знакомства оказалось, что группа на 146% состоит из Даш, Свет и Алексеев.

В темноте половина группы пошла тестировать местные горячие источники. Даже здесь, в окрестностях электростанции, водятся медведи, поэтому нас проинструктировали: везде ходим группами, орём, шумим и не залезаем в кусты ночью. (Очень глупое чувство, на самом деле — громко оповещать окружающую реальность о том, что ты идёшь в туалет, но на второй день привыкаешь).

Снег, кстати, благодаря деятельности каких-то бактерий пахнет арбузами.

Вечерние виды.

Тропу немного размыло, мы чвякали подошвами по грязи — снег в горах Камчатки тает только в середине лета, но и в конце августа огромные пласты розовато-серого снежника у нас под ногами подтаивали, не собираясь полностью исчезать. Я уже успела наступить ногой в лужу и как раз подумала, что пора, кажется, выбросить полудохлый китайский фонарик, который я отобрала у одноклассника и таскаю с собой уже десять лет.

И тут снег под моими ногами предательски захрустел и провалился. Понять я ничего не успела — только почувствовала мокрую глину за шиворотом и то, что качусь куда-то вниз в темноте. Диким голосом заорала "посветите мне, я ничего не вижу". Из дырки сверху посветили — оказывается, я упала в пещерку, промытую под снежником водой, и укатилась под слоем снега на несколько метров вниз по склону. Даша-инструктор сверху кричала остальным, чтобы ушли со снега, а меня вытаскивали наружу за руки, как из-подо льда. Было смешно: поход ещё не начался — а я уже всенародная героиня.

Этим вечером история про Аллину дыру в разных вариациях несколько раз обошла лагерь и закрепилась в качестве основополагающей легенды в нашей будущей Старшей Эдде. А источники, кстати, оказались ни с чем не сравнимым удовольствием: ночь, звёзды над головой, холодно, а ты лежишь в тёплой воде (смыв с себя глину) и думаешь о том, как легко, оказывается, ощутить мир всей поверхностью своего тела.

Облака на уровне глаз.

День 2. Горелые пятки и варёные клешни, или наша первая радиалка

Утром собирались долго, и сердитый водитель вахтовки, ждавший нас с вечера, чтобы подбросить на десяток километров, психанул и провёз нас "немного дальше", чем нужно. Мы покорно шли назад по грунтовке. Сегодня нам обещали 30 километров ходьбы без рюкзака и 800 метров подъёма на вулкан Горелый.

Внизу светило солнце, но через час мы оказались в плотном облаке. Где-то впереди виднелись очертания другой группы — тропа была популярной. По краям дороги стояли металлические прутья-вешки, и по тому, как они были погнуты, можно было прикинуть высоту снега зимой — метра три с лишним точно.

Дорога в облаке.

Угадай время года. 

Подъём на вулкан был несложный, но ужасно нудный и с непривычки долгий. Мы ещё только примерялись к темпу ходьбы друг друга, но уже сейчас было видно, насколько он не совпадает. Впереди отряда стояли пионеры и отличники: коалиция заядлых туристов-велосипедистов из шести человек во главе с Машей, вторым инструктором. Их "выше, быстрее, сильнее" заметно отличалось от основной массы группы, а во время ходьбы они обсуждали преимущественно достижения и снаряжение.

Середина группы шла ровно, спокойно и молча: нейтралитет — он и есть нейтралитет. В хвосте группы собрались самые жизнерадостные люди. Они шли медленно, с тяжёлым дыханием, падая на привалах навзничь на камни, но не теряли присутствия духа. Алексей (конкретно этого Алексея мы прозвали "оранжевый" по цвету куртки, и он смирился) даже в пылу подъёма пообещал всем бросить курить и отдал вожатой сигареты. Впрочем, вечером в лагере он резко передумал.

Когда мы поднялись выше уровня облаков, позади нас открылся королевский вид на Вилючинский вулкан.

Вид сверху.

Наверху нас ждал кратер вулкана с кислотно-синим озером внутри. Мы пообедали колбасой и сухофруктами, обошли по гребню жерло и увидели, как внизу из расщелин в камнях вырываются клубы дыма.

Очень хотелось спуститься вниз к озеру, но на это не было ни времени, ни сил, а наверху дул пронизывающий ветер, поэтому после десятиминутной фотосессии и очередного разряда шуток про Аллины дыры мы начали спуск.

Горелый.

Тлеем понемногу.

Дорога вниз была ещё более нудной, чем подъём. У половины группы заболели колени, у второй половины появились мозоли.

Ваня, Сергей и Лёша-велосипедист решили разнообразить спуск катанием на жопе по снежнику. Я побежала следом, натягивая верхние влагозащитные штаны — они, оказывается, скользят лучше всякой ледянки. Остальные с угрюмыми лицами догоняли нас по тропе и почему-то не разделяли моего восторга от чудесных скользящих штанов.

Хороший способ срезать путь. 

Когда мы наконец-то вышли обратно к грунтовой дороге, на которой нас оставил Урал с утра, все уже были измученные и потрёпанные. Тем не менее, оставалось ещё то ли восемь, то ли десять километров. Ах, это прекрасное ощущение полностью стёртой стопы! Ах, этот дух уныния! Ах, эти возгласы "бросьте меня на обочине и идите дальше без меня"!

С горем пополам и разницей где-то в час между головой и хвостом группы все дошли до лагеря. Показания о том, сколько мы прошли, различались, где-то от 33 до 38 километров, но это уже было неважно. После ужина массово пошли отмокать в горячие ванны, но они, увы, были заняты вахтовиками с ГеоТЭС. Те пили пиво с вяленой рыбой прямо в бассейне, дышали на нас своими пролетарскими ароматами, улюлюкали и подсвечивали меня фонариками, когда я вылезала из бассейна — в общем, атмосфера к релаксации не располагала.

По пути в лагерь.

Я уже одевалась, когда услышала со стороны источника какую-то панику: вахтовики кричали "вытаскивай его скорее", а из темноты доносился плеск. Оказалось, наш Андрей споткнулся, когда вылезал из ванны, и упал почти по пояс в соседнюю кипящую термальную лужу. Он вылез оттуда сам и уверял, что всё в порядке, но вряд ли всё может быть в порядке после нескольких секунд в кастрюле грязи температурой 96 градусов.

Андрея отвезли в медпункт при электростанции, а Даша и Ваня ушли искать машину, чтобы отвезти его в город. До Петропавловска-Камчатского было пять часов езды, давно стемнело, и мы, оставшись у костра, тревожно прислушивались к рации, которая шипела на грани приёма сигнала. Вскоре они сказали, что нашли автомобиль на стоянке туристов. Мы ещё немного посидели у костра, разбавляя тревожную обстановку чёрными шуточками про варёные клешни, и разошлись спать.

День 3. В интересах революции, или к чему приводит наличие свободного времени

Утром вернулись Ваня с Дашей. Рассказали, что с Андреем всё хорошо: его отвезли в ожоговый центр, он чувствует себя терпимо и не теряет присутствия духа. Сегодня мы уже проспали ранний подъём — остаёмся на днёвку. Признаюсь честно, мои стёртые ноги перекрикивали голос разума и посылали вслед Андрею лучи благодарности за возможность залечить мозоли.

Светило солнце, и настроение было чудесное. Я неторопливо постирала одежду в ручье, собрала в себе всё мужество и помыла в ледяной воде голову (если вы хоть раз пробовали сделать это в горной реке, вы меня понимаете). Когда волосы уже начали просыхать после этой волшебной процедуры, подошла Даша и рассказала, что рядом есть относительно тёплый водопад, где можно помыться. Подвиг оказался бессмысленным.

Купаемся в водопаде. 

Сергей скорбит о грехах человеческих.

Времени было много, и мы дошли до Малой долины гейзеров, которая была у нас по плану на следующий день. Место было интересное: кругом пар, под ногами клокочет серная вода, из-под трёхметрового в толщину снежника вытекают ледяные ручьи и смешиваются с горячими. Мы кидались друг в друга снежками, выскоблили грязью огромное слово "ПИК" на снегу и успели запачкать обратно всю выстиранную в водопаде одежду на обратном пути. Чистые штаны — это вообще не про Камчатку.

Из лагеря мы видели медведя: он стоял на пригорке вдалеке, пятьюдесятью метрами выше нас, и спокойно что-то жрал в траве. Саша принёс бинокль, мы судорожно вырывали его из рук друг друга и рассматривали огромную пушистую морду, которая хорошо контрастировала со снегом на заднем плане. Мы кричали, свистели и махали руками, но медведь нас со своей высоты, походу, не рассмотрел. Обернулся пару раз на странные звуки, решил, что мы не заслуживаем внимания, потусил там ещё 10 минут возле ягод (или что там он ел) и свалил в кусты.

Малая долина гейзеров.

А ноги всё равно в грязи. 

В лагере главным аниматором неожиданно стал Алексей, к концу вечера получивший гордое прозвище "Вождь". Он действовал методично: сначала в качестве альтернативы игре в "контакт" у костра открыл на пригорке массажный салон, потом начал оспаривать позицию официальной власти по поводу ненормативной лексики и прочих запретов в походе, а за обедом устроил битву за справедливое перераспределение колбасы.

К вечеру лагерь разделился на две партии, провластную и оппозиционную (причём первая об этом, кажется, не знала). Партию назвали "Аллины дыры", и я автоматически была в неё завербована. Сергей, наш со Светой сосед по палатке, отказался вступать в партийные ряды и объявил себя церковью. Антон стал первым представителем анархистов. В темноте по лагерю расползлись шпионы и двойные агенты. Говорят, к кому-то ночью приходил киллер.

Романтичный вид из палатки.

День 4. Введение в говнологию, или наша вторая радиалка 

С утра было пасмурно, и путь на Мутновский вулкан мы начинали в тумане. Я перед выходом проиграла битву за кофе: дежурные обычно ждут, пока закипит котёл, дают всем желающим возможность набрать кипятка и потом заваривают чай. Крик "подъём" обычно не производит на меня нужного эффекта, а вот фраза "кто пьёт кофе, осталось 5 минут" действует гораздо эффективнее. Но пока я вылезала из спальника, кофе закончился.

Пройти сегодня снова предстояло прилично: инструктора говорили что-то про 30 километров, однако после первого дня мы относились к этой информации скептически. Но дорога была красивая — зелёные холмы с большими валунами, а за ними снежники и скалы.

По дороге на Мутновский.

К полудню мы перешли через какой-то локальный перевал (внезапно встретив там джип без водителя, что с учётом окружающего ландшафта и рельефа смотрелось странно) и свернули к вулкану. Дорога вскоре резко пошла вверх, скользкий снежник сменился глиной, а пейзаж вокруг стал то ли марсианским, то ли лунным — разноцветные камни, острые ржавые скалы и дым от гейзеров за ними.

Начинался дождь, и я то и дело подходила к окружающим с просьбой расстегнуть куртку — мне объектив надо вытереть о вашу флиску, ничего личного, ну.

Ржавые камни.

Скала, на которой всем захотелось устроить фотосессию — стояли в очереди.

К двум часам мы дошли до фумарол — дырок в земле, из которых наружу выходил вонючий вулканический газ. Все предыдущие дни нас со Светой мучила тайна: почему сера на Камчатке не воняет так отвратительно, как в Иране? И здесь наконец-то мы уловили родные нотки тухлых яиц.

Но, к чести иранских вулканов, на вершине Демавенда воняло так, что ты не мог дышать, ходить, открыть глаза — вообще ничего не мог, просто ложился на землю и кашлял. А тут как-то терпимо, я бы даже сказала, по-дружески. Мы даже пообедали рядом с серными облаками — колбаса, правда, не зашла, а вот кислотно-зелёные ломтики помело были в тему. Лунным людям — лунная еда.

Фумаролы.

Дождь не думал прекращаться, видимости не было никакой, и выше решили не идти, тем более, что общая скорость группы не радовала инструкторов. Я грустно завернула фотоаппарат в пакетик, попыталась надеть дождевик, порвала его, плюнула и смирилась с осадками. Где-то через час мы (уже солидно подмокшие) спустились к большому водопаду, который падал в ущелье где-то за пеленой облаков. Мы не то чтобы смотрели на него — скорее, угадывали его очертания.  Пока дежурные нарезали мокрые бутерброды, на несколько секунд марево рассеялось.

Человек, стоящий над обрывом в такую погоду, выглядит особенно депрессивно.

Где-то в этот момент сдалась моя одежда и начала промокать насквозь. Ладно куртка, но от ботинок я такой подлости не ожидала. Утешало, что завтра по плану у нас броды, и мокрыми скоро будут все, а не только я.

Обратно шли долго, кружным путём. Дорогу размыло, и все дружно уляпались грязью по колено. Кроме Коли. Коля шёл по говнам, аки Леголас — на его светло-серых штанах не было ни пятнышка. Он объяснял это особенностями походки, но я слышала в толпе робкие предложения сжечь его на костре.

Время от времени мы падали на обочину и начинали судорожно есть голубику — до тех пор, пока Даша не оборачивалась, заметив, что группа растягивается. В борьбе голубики и инструкторского авторитета победил последний. И хорошо, а то мы бы там до сих пор ползали по голубичным (голубиковым? голубым?) полям, дикие и свободные.

Этот родной гейзерный дымок в конце пути...

P.S.: вечером у костра Таня сказала, что за день мы осмотрели все возможные сорта говна и теперь гордо можем называть себя профессиональными говнологами. Ты не знала, Таня! Ты не знала! Это было только введение в специальность.

День 5. Литер "Г", или день любви к Камчатке

Дождь шёл с самого утра. Мы свернули лагерь, упаковали по рюкзакам даже (не к ночи будет сказано) коробки с галетами. Вопрос "сколько нам километров сегодня идти" уже в принципе никого не волновал, но Даша на всякий случай ответила: целый день. В последний раз обошли по кустам родную ГеоТЭС и вышли на укатанную вахтовками дорогу, а через час свернули на что-то, отдалённо напоминающее грунтовку. Здесь определённо были две колеи и пространство между ними, и на этом сходство местности с дорогой заканчивалось.

Глина разъезжалась под ногами, трекинговые палки уходили глубоко в землю, и каждые десять минут кто-нибудь с громким чвяканьем падал. Вдоль дороги росли густые кусты, и во избежание неожиданной встречи с медведем мы безостановочно пели, кричали и свистели в ужасный свисток Алексея-велосипедиста. Через два часа кто-то предложил сыграть в игру "говно": каждый, кто первый увидит медвежьи какашки, громко об этом кричит. Играть было очень просто — складывалось впечатление, что медведь шёл в 50 метрах перед нами и старательно стелил ковровую дорожку для оскароносных звёзд. Мы за этот день не увидели ни одного медведя, но сколько медведей видело нас — вопрос.

Часов через пять все приуныли. Дождь шёл так уверенно, как будто смекнул, что ковчег не построен и можно не торопиться вылиться за 40 дней, но и экономить ресурс ни к чему. Привалы радости не приносили, потому что сидеть было холодно и противно. У курильщиков кончились сигареты, и они от безысходности начали докуривать использованные бычки от IQOS, которые вообще-то нельзя поджигать. Таня хотела заказать в кусты вертолёт. Оранжевый Алексей кричал, что ненавидит Камчатку. Света жаловалась, что с таким же успехом могла пойти в поход по весеннему Подмосковью. Я всё время истерически хохотала, и кто-то сказал, что это недобрый знак.

— Не падайте духом, — подбодрила нас Даша. — Сейчас будет интереснее. Будут броды!

Говорят, у кого-то в этот момент ещё были сухие ботинки.

Моё любимое фото. Молодой Сильвестр Сталлоне начинает свой жизненный путь. 

Мои ноги ещё с утра были мокрые насквозь, поэтому я недоумевала, глядя, как люди запаковываются в неопрен и зачехляют ноги бахилами. К чему плодить сущности? Всё равно мы состоим из воды. Вода в реках, кстати, стояла невысоко — и на том ей спасибо.

На стоянку мы пришли почти к темноте. Это была небольшая прогалина на берегу реки, и выгодно отличалась она от нашего дневного маршрута только наличием тёплой термальной лужи. Мошки и комары со всей окрестности тоже считали её хорошим местом для ночлега. Но наивысшее вселенское счастье состояло в том, что наша палатка в этот вечер дежурила. Пока я в траурной вуали из москитной сетки намазывала сыр на галеты, желание идти купаться в лужу как-то само собой пропало. Да, бутерброды на ужин были обогащены крылатым протеином.

Не самое живописное фото, но это был второй за день повод достать фотоаппарат из пакетика. 

Пробиться к костру этим вечером было сложно: дождь вроде бы закончился, и все торопились высушить вещи. Оппозиция на каком-то этапе психанула и разожгла собственное революционное пламя. У "официального очага" как всегда обсуждали снаряжение, и я ретировалась ко второму. Там тёмные силуэты людей полушёпотом говорили о Кастанеде. Вместе с глотком спирта (как хорошо, когда в походе есть медик!) желание разжечь третий костёр угасло. Со вторым глотком ушло желание распаковать гермомешок с тёплыми вещами. Через час члены партии уже, кажется, признавались друг другу в любви и верности до гроба.

Когда я впотьмах дошла до палатки, приятным сюрпризом стало то, что мои соседи раскинулись на полу, словно море широко, и видят пятый сон, а я даже не расстелила коврик. Поддерживаемая пламенем революции, я нежно пододвинула соратников локтем в бок и не просыпалась до утра.

День 6. от Винни Пуха до Прометея, или день, когда мы вышли к океану

Утром мы приготовили группе фирменное блюдо — кашу с мошками. Небо рассеялось, и наступила череда приятных событий: во-первых, на правах дежурного я выпила две кружки кофе. Во-вторых, я обнаружила, что если не разбирать вечером вещи, то утром их можно не собирать. В-третьих, оказалось, что чудовищные махровые носки, добытые в каком-то подземном переходе, греют ноги не хуже неопрена.

С самого утра мы шли по бродам, но во сколько крат веселее было переходить реки со свежими силами и под светом солнца! Прямо под ногами в воде плескалась рыба: стайки не то лосося, не то горбуши. Когда мы её увидели, группу охватил первобытный азарт. Кто бросался на добычу с трекинговыми палками, кто расставлял в воде полиэтиленовые пакеты, кто пытался схватить её руками...

Караулим рыбу.

Готовность номер один.

Через 10 минут лихорадка прошла, и от хаоса мы перешли к тактике: Алексей-вождь загонял рыбу из большой реки в узкую протоку. В ней семь человек выстроились в ряд и вооружились по своему разумению. Во имя абсурда первая рыбина была бесславно поймана в пакет. Дальше наши добытчики наловчились ловить её голыми руками.

Радость охотников.

Рыбацкая вакханалия. 

Когда стало очевидно, что мы поймали больше, чем съедим, пошли дальше. Тропа петляла с одного берега реки на другой, вдоль воды росла высоченная — метра три — трава. То и дело мы видели следы медведей на песке или остатки их обеда на камнях. Течение было местами сильное, некоторые броды переходили по двое, держась за руки. Но вода стояла невысоко, и никто — простите за ненужную двусмысленность —  даже не намочил трусы.

Антон сопровождает двух леди на прогулке в Летнем саду. Сергей желает дамам доброго дня и намеревается присоединиться к приятной беседе. 

Через несколько часов мы отошли в сторону от главного русла реки и нырнули в светлый лес. Шли то ли по залитой водой дороге, то ли по руслу ручья — под ногами вода, по бокам — огромные листья шеломайника (это такая гигантская трава: представьте, как мог бы выглядеть клён, если бы не захотел быть деревом, но всё равно упорно рос на три метра в высоту), дальше — пятнистые стволы высоких деревьев.

Было в этом что-то из тихой сказки: чехарда солнечных бликов на лице, густой травянистый запах и ощущение, что ты необычайно мал, но мир к тебе добр и ласков. Так мог бы выглядеть лес Кристофера Робина.

Добрый лес.

К середине дня мы неожиданно вышли в поле, где цвёл иван-чай. Здесь по верхушкам травы гулял ветер, а слух различал вдалеке странный протяжный грохот. Мы не сразу поняли, что это прибой.

Странно — вроде бы нет ничего необычного в том, что где-то земля заканчивается, и её омывает вода. Но чем ближе мы подходили к океану, тем сильнее отдавались ударами в груди звуки волн. Когда завеса травы раздвинулась и мы вышли на берег, покрытый чёрным песком, я была уверена: предыдущий двухдневный штурм камчатских говн — нормальная цена. Океан не торговка, просить скидку не было смысла.

По пути к океану. 

На берегу было очень ветрено, снова начинался дождь. Казалось, со вчерашнего дня прошла уже целая жизнь, а я всё ещё была дежурной. Пока мужчины собирали дрова, мы со Светой безуспешно пытались вскипятить воду на горелках, но газ в баллонах заканчивался быстрее, чем котёл успевал нагреться.

Через полчаса я разочаровалась в потенциальном борще и ушла в палатку. Через две минуты меня оттуда вытащил анонимный крик "дежурные, идите сюда". Я, чертыхаясь, вылезла, но снаружи никого не было и ничего не происходило, только чёрные головы нерпочек вопросительно бросали из морских волн взгляды на берег, где никак не мог зародиться борщ. Потом были 30 минут бессмысленных попыток натянуть тент. За это время кипяток наконец-то явился народу, и мы поели супа.

От восторга я купалась в океане прямо в штанах. 

Энтузиасты почистили рыбу, и весь вечер мы её ели во всех возможных агрегатных состояниях. Официальный костёр превратился в коммунальную кухню, и силы оппозиции решили разжечь второй, тусовочный. После нескольких жалких попыток поджечь на ветру сухую траву я объявила себя Прометеем, прокралась на Олимп и украла из официального костра горящее полено. Похищение пришлось повторить ещё дважды, прежде чем пламя революции воспылало вновь.

Когда рыбу дожарили, со стороны правящей партии в наш адрес донеслись первые упрёки в сепаратизме. Но Даша принесла из палатки блютус-колонку, и конфликт был улажен —  стороны весь остаток вечера танцевали на примирительной дискотеке. Труд Прометея не был напрасен — два костра очень качественно выполняли функцию дым-машины.

День 7. Пляж для суровых, или как правильно отдохнуть на море

Игры в Прометея бывают очень утомительны. По крайней мере, с утра я проснулась с явным ощущением того, что ночью кто-то клевал мою печень. Перед сном я заклинала соседей во что бы то ни стало разбудить меня в шесть часов — посмотреть рассвет. Разбудить они меня смогли. Вытащить из спальника — нет. Поэтому я не придала значения таким мелочам и вышла на берег прямо в коконе. Вообще довольно удобно. Не знаю, почему я раньше так не делала. Единственный побочный эффект — Света булькала от смеха и падала на песок.

Гениальное решение. 

Рассвета я так и не дождалась, но было красиво. 

Ночью, говорят, было холодно, и утром кто-то снимал с палатки лёд. Я почему-то не заметила. Зато заметил Сергей, которому я накануне рассказывала, как замечательно спать в спальнике без всяких там флисок, в одном термобелье, и он как раз решил попробовать. Но без белья.

Ближе к полудню я проснулась окончательно. Было солнечно, и мы дружно пошли купаться в океан. Вода в нём не такая ледянящая, как в речках, но любителям моржевания всё равно бы понравилось. Забегаешь по колено, ждёшь, пока тебя сшибёт волной, громко орёшь от радости, поднимаешься, повторяешь заново. После четвёртой волны ноги говорят "хватит", и ты идёшь благодарно закапывать их в тёплый чёрный песок. Он, кстати, как выяснится через пять дней в Петропавловске, магнитится. Но на берегу ни у кого не было магнита, чтобы об этом узнать.

Птицы, увы, не очень любят групповые фото.

Это не просто дымка — это ветер несёт на берег мелкие брызги волн. 

Весь день мы сушили вещи и грелись на солнце. Было хорошо лежать в одном купальнике рядом с палаткой, спрятавшись от ветра, но в вертикальном положении тело просило надеть на себя три слоя тёплых вещей.

Те, в ком после первой порции ухи не остыл пыл охотника, пошли рыбачить на речку. Героиней дня стала Света — она доказала всем, что мгновенная карма существует. Окрылённая первой в жизни добычей, она окрикнула Лену: "смотри, какую большую рыбу я поймала!". Когда Лена оглянулась, Света уже лежала в канаве лицом в той самой рыбе.

На обед были блины с икрой — никогда бы не подумала, что буду есть блюдо, которое 10 минут назад готовилось стать другими рыбами.

Икорная нимфа

А вечером рыбаки с другого берега реки растопили для нас баню. Это, скажу, необычный опыт — ехать мыться на лодке. Девочек почему-то отправили первыми, и нас радостно встретила натопленная до 100 градусов парилка. Мы зашли туда на пять минут для приличия, дружно помылись из тазика и ещё 40 минут вели с рыбаками светские беседы о погоде и марках камчатских консервов, пока до всех не дошло, что мы, оказывается, не ждём лодочника — он стоит среди нас и наслаждается непринуждённым общением. Зато потом ещё полтора часа рыбы, медведи и чайки безмолвно наблюдали за тем, как мужская половина группы бегает голышом из речки в баню и обратно.

Спать не хотелось. В ночном небе чётко читался Млечный путь, из-за гор взошёл яркий То-ли-марс-то-ли-юпитер, спряталась луна, и звёзды стали видны ещё лучше. Создавая формальный повод для того, чтобы посидеть под небом ещё десять минут, я увлеклась и выпила перед сном кружек десять чая. Не делайте так. Не надо. Просто поверьте мне на слово.

День 8. По газонам не ходить: тестируем лучшие курорты Камчатского края

Утром мы собрали лагерь и отправились назад по тропе Винни Пуха.
Из Жировой бухты нам нужно было выйти к Жировским горячим источникам — всего километров 10 по солнечному лесу. Шли бодро и с музыкой.

По пути изголодавшиеся по табаку курильщики встретили строителей — те прокладывали куда-то дорогу по грязи и бурелому. Не знаю, что и какими красками было написано на лицах просящих, но им отдали четыре полные пачки сигарет. Для понимания — день назад они делали самокрутки из "тактики ведения похода", которую шпионы выкрали у второго инструктора. Ну или Маша сама отдала им ненужные листы с надеждой, что что-то впитается с дымом — история умалчивает.

Таня в зарослях шеломанника.

Через пару часов мы пришли на уютную базу: несколько деревянных домиков на берегу реки, светлая поляна под палатки, стол с лавочками и — о боже — бассейн с горячей водой, вокруг которого стоят потёртые дождями и ветрами кожаные кресла.

Когда мы разбили лагерь, и я на радостях пошла мыть тарелку в реке, смотритель базы, колоритный и пожилой Владимир Владимирович, наворчал на меня за то, что я хожу по газонам. У меня в голове от удивления случилось короткое замыкание — это самое странное, что можно услышать после недели штурма целебных камчатских грязей.

Ну это ли не радость.

На базе нас познакомили с котом Тимой, который при ближайшем рассмотрении оказался кошкой.

Весь день мы радостно плавали в горячем бассейне, слушали странные истории Владимира Владимировича про местного медведя Корефана, одиночество и моросящий дождь, который смотритель называет словом "сифилис". Для разнообразия решили сходить на дальние дикие источники на другом берегу реки. Пока первые четверо переходили реку вброд, остальные плавно отступили назад в кусты. Мол, инструктор сказал "больше не будет никаких бродов" — выполняем приказ.

Что-то идиллическое.

Вечером за ужином у костра раздались недовольные голоса:

- Мы что, сегодня не едим рыбу? Никто не ловил?
- Мы бы поймали, вы же есть не будете.
- Как это не будем? Поднимите руки, кто хочет рыбу.

Ровно через 2 минуты после заказа сыгранная команда из двух Алексеев принесла к костру первую рыбу. Пойманную с фонариком в темноте. Я в магазин дольше хожу, честное слово.

День 9. Бесконечные 4 километра, или как мы перевалились через перевал Тенуева

Утро началось с того, что я уверовала в высшие силы: сразу после мерзкого свистка, ознаменовавшего подъём, к нам в палатку просунулась рука с чашкой кофе "для Аллы от ангела". Ещё в начале похода инструкторы запустили в группе ту самую школьную игру с "ангелом-хранителем" — когда вытаскиваешь из шапки бумажку с именем случайного человека и незаметно заботишься о нём. Я в походе была плохим ангелом — отделывалась переданными тайком шоколадками. А тут вдруг такой дар свыше.

Ещё вчера было солнце, но сегодня небо уже снова затянули тучи. С вечера Даша нас пугала самым сложным переходом на маршруте: говорила, что придётся 25 километров подряд продираться сквозь кусты по крутому склону. Спустя полчаса после выхода мы прошли метров 500, и многие успели подумать, что в цивилизацию мы вернёмся через месяц. К счастью, оказалось, что это был хитрый маркетинговый ход — километров по плану всего десять. Но каких!

Привал в кустах.

А позади океан.

Всё время, пока мы лавировали между веток, я с содроганием думала, как сейчас идётся людям, чей рост на 30 сантиметров больше, а рюкзак на 10 килограммов тяжелее. Через час мы вышли на открытое пространство, и, надеюсь, им стало легче.

Из-под снежника к свету тянулись голые ветки с набухшими почками и распускались первые цветы. Здесь только начиналась весна, но воздух пах дождём, и мы вспомнили — где-то очень далеко отсюда, в большом мире, наступила осень — сегодня 1 сентября.

К полудню мы поднялись на перевал.
— Посмотрите, какой чудесный вид на Вилючинский вулкан, — иронизировал каждый новый взошедший. Со всех сторон нас окружала ровная белая пелена.

Оранжевому Алексею снова задали контрольный вопрос: "Ты любишь Камчатку?"
"Ненавижу", — отвечал он. Всё было на своих местах.

После обеда Таня и Света привычно дрались за колбасу — уровень любви и поддержки в группе достиг таких нездоровых пределов, что участники боролись за то, кому будет позволено понести больше груза, чем остальным.

Начали спуск. Накрапывал лёгкий дождь, тропа была скользкой и довольно крутой, кое-где были даже заботливо провешены верёвки.

Героическое фото.

Больше героических фото.

Когда мы спустились с перевала, тропа и не подумала стать лучше. Наоборот: вместо скользких, но твёрдых камней началась топкая глина, симпатичные заросли папоротника сменил густой кустарник, рельеф напоминал синусоиду. Прямо передо мной Света внезапно прилегла отдохнуть в траву, и мы минут десять смеялись, поднимая её на ноги. Потом мой рюкзак застрял между двух стволов, деревья спружинили и выстрелили мной как из рогатки в следующее дерево. Потом я проиграла битву со своей тенью в луже грязи. Потом кто-то в этой же луже чуть не оставил ботинок. Я падала и смеялась. Вставала, смеялась и снова падала. Другие смеялись, глядя на то, как мне смешно, и тоже падали. Я шла дальше и думала, что это лучший день в походе, и от этого тоже было смешно.

Гномы идут домой.

Дождь становился сильнее. Каждые полчаса Даша говорила, что осталось 4 километра, и это расстояние почему-то не уменьшалось. Мы шли со скоростью пятьсот метров в час — не думала, что это в принципе возможно.

Часов в пять вечера мы подошли к медвежьей столовой — вдоль берега реки через каждые два метра были разбросаны недоеденные рыбины — кажется, кто-то гурманствовал в преддверии зимы: "спина мне не нравится, брюшко жёсткое, откушу-ка я глаз и поймаю новую". Мы всё ещё кричали и свистели, но уже как-то без энтузиазма — если медведь рыбу не может доесть, на кой лад ему мы сдались.

Ещё через час случилось невероятное. Леголас Коля запачкал левую штанину (в то время, когда все остальные уже были в буквальном смысле по уши в грязи).

В голове группы назревало возмущение: они были недовольны темпом, кричали на отстающих, громко сетовали, что никто не соблюдает технику безопасности в лесу и жаловались, что им холодно (я тоже жаловалась).

В хвосте группы царила идиллия. Они заявляли, что они — жопа, из которой фонтанирует смех, радость и доброта, просили больше жести и говорили, что отказываются вставать на ночлег и хотят идти дальше (я тоже фонтанировала).

К темноте мы всё-таки дошли до стоянки. Дождь плавно превратился в ливень. Шквалистый ветер нёс капли одной большой стеной. Мы разбили палатки, и все зачем-то пошли греться в торфяную лужу. Я искренне не понимала, зачем специально мочить себя, если ты уже мокрый, да ещё и раздеваться при этом. Надела влажные кроссовки вместо мокрых ботинок и, собственно, это всё, что я могла сделать.

День 10. Водила-мудила, или оргия на обочине

Утром всё ещё лил дождь. Сегодня мы должны были замкнуть наше Тихоокеанское кольцо — дойти семь километров до места, откуда нас заберёт вахтовка и увезёт к подножию Авачинского вулкана. Я надела мокрые вещи, с тоской посмотрела на всё ещё сухой спальник и сложила его в мокрый рюкзак. Мокрый порванный дождевик, служивший гермомешком для вещей в рюкзаке, я сожгла в костре. Пан или пропал — или мы высушим сегодня все вещи, или мокрыми до нитки у меня будут все предметы гардероба.

После получаса ходьбы по лесу и трёх бродов через реку мы вышли на размытую грунтовку и по серпантину начали подъём вверх. Внутри меня коварный магнитофон воспроизвёл позавчерашнее Дашино "бродов больше не будет", но при такой погоде уже можно было передвигаться вплавь — разницу бы заметили немногие.

Когда мы вышли на равнину, ветер начал сбивать с ног. Стоять и ждать отставших было больно — ливень бил в лицо и дрожь пробивала до костей. Уходить вперёд и оставлять в этой промозглой тьме хвост группы тоже не хотелось — уже через десять метров всё таяло в тумане.

Вахтовки в назначенном месте, конечно же, не оказалось. Мы минут пятнадцать посидели в придорожной канаве и решили ставить палатки. Каждый думал, что это, ну, скажем, на полчаса. А потом вахтовка придёт. Забились за кусты под ЛЭП, кое-как бросили на землю нашу оппозиционную трёшку, забрались в неё ввосьмером — со всех течёт вода, изо рта валит пар.

На десятый день мой фотоаппарат лежал в рюкзаке, крепко обмотанный полиэтиленом. Поэтому вот вам абстрактный натюрморт. 

Даша поймала на дороге джип, забрала с собой двух самых замёрзших девочек и уехала искать нашу машину — сидеть дальше в канаве без связи было бессмысленно.  Мы сдались и послали гонца наружу за сырыми спальниками. Улеглись поперёк палатки, как гусеницы.

Существовать в таком количестве в палатке можно только при условии, что вы — единый организм. Если кто-то один смеётся — смеются все, буквально — ваши мышцы сократятся против вашей воли. Если кто-то повернулся на другой бок — он запустил цепную реакцию. Лучше всего себя в организме чувствуют органы брюшной полости — им теплее всего. Хуже всего приходится мозгу и заднице — они лежат у внешнего, холодного и мокрого края палатки.

Мужественные дежурные принесли нам поесть горячего супа — единый организм пил его по очереди из одной миски, никому не хотелось идти под ливень искать свою собственную. Потом за снабжение отряда взялся вождь — в огромном 30-килограммовом рюкзаке у Алексея оказалось невероятно много еды — сыр-косичка, батончики-мюсли, орехи и прочие следы былой роскоши.

Нам было весело и тепло, мы пели песни и смеялись как в последний раз, но до наступления темноты вахтовка так и не приехала. Вестей снаружи не было, и мир сузился до нашей крохотной палатки, снаружи которой — пустота и воды внешнего океана.

Ещё один натюрморт как напоминание о том, что костра у нас не было.

Надо было ложиться спать. Первым сдался Оранжевый Алексей — он уполз в другую трёшку, населённую только Лерой и Вовой, и позже отзывался об этом опыте как об эмиграции из страны третьего мира в Европу: чисто, просторно, с потолка не падают орехи и макароны, никто не курит бычки от айкоса в палатке и не нужно соприкасаться с телами других людей.

Вторым сдался Антон. В темноте он вылез под дождь и поставил свою палатку. Третьей сдалась Света. Из своей собственной палатки она эмигрировала в просторную Европу к Алексею, Лере и Вове. Судя по звукам снаружи, Алексей-велосипедист ближе к ночи переставил собственную палатку куда-то на 50 метров за МКАД, потому что ему мешали камни. Мы поздравили молодожёнов с ипотечной квартирой в новостройке и стали укладываться спать.

Конечно, в последний момент оказалось, что нормальных спальников четыре (и один из них насквозь мокрый), а нас пять. Но нелепая арифметика отступает перед альтруизмом и чувством локтя.

С чувством локтя у нас всё точно было в порядке.

День 11. Возвращение блудных детей (горят костры рябин)

Утром за нами приехала другая вахтовка. Прошлый водила не слышал тех лестных слов, которые были сказаны о нём в ту ночь, и даже немного жаль — такую цветистую речь нечасто услышишь. Оказалось, этот _ странный человек _ не дождался нас и уехал раньше, а потом через несколько часов вернулся обратно, посигналил в клаксон и снова уехал. Что творилось у него в голове — пусть разбираются высшие силы и его непосредственное начальство.

Мы загрузились в Урал, мокрые и весёлые. Резали колбасу и разливали чай. Кто-то пел задушевное "я календарь переверну — и снова третье сентября". Грела печка, по салону летали вечные наши спутники — галеты. Ни о каком восхождении на Авачу уже, естественно, речи и не шло. Да и видимость была нулевая в тот день. Ехали в Петропавловск.

На полдороги появилась мобильная связь. Я отключила режим полёта и наблюдала за тем, как медленно тает под ударами push-уведомлений этот маленький мир, выстоявший под порывами шквалистого ветра, не размокший под дождём, не снесённый течением в броде, не утонувший в густой камчатской грязи.

Зачем всё это нужно? Этот нелепый бунт хрупких детей двадцать первого века против природы, заведомо проигрышная борьба, где одна из сторон даже не играет в полную силу, потому что не замечает противника? Незачем. Но только посреди бушующих вод внешнего океана можно почувствовать себя таким целым, как будто ты никогда и не состоял из отдельных кусков.

Постскриптум

Говорят, дальше был коттедж с баней, где все пели песни под гитару, запивали Авачинское пиво коньяком и плакали.
Говорят, кто-то потом ел красную икру ложками и летал на дельтаплане над заливом.
Говорят, Андрей вышел из больницы с улыбкой и обещал в следующем году вернуться на Камчатку.
Говорят, эти странные люди встретились потом все вместе в Питере и хором пели песни Эдуарда Сурового. 

Но это не точно. 

Всё, что я знаю наверняка — что где-то на краю земли волны внешнего океана разбиваются о чёрный песок, и диктор всё так же бесстрастно произносит: в Петропавловске-Камчатском полночь.